FAPL.ru — Английская Премьер-Лига

Недавно легенда "Арсенала" и известный футбольный эксперт Пол Мерсон рассказал о том, как потратил 7 миллионов фунтов на ставки и ходил к букмекерам даже в тот момент, когда его жена рожала. Вашему вниманию — откровенный рассказ Пола Мерсона для Daily Mail.

***

Нормальные люди могут делать ставки и не опустошать свои счета. Нормальные люди могут выпить пару рюмок и пойти домой, как и планировали, а не через 10 часов, забывая обо всем на свете. И хотя это опасно и незаконно, некоторые люди даже способны баловаться наркотиками, не испытывая постоянной тяги к ним.

Я — не такой. У меня склонность ко всем видам зависимости. Я всегда иду ва-банк.

Я сделал свою первую ставку в 16 лет и потерял свою первую месячную зарплату в "Арсенале" за 10 минут, проведенных в William Hill. И я не останавливался до тех пор, пока в конце концов не потерял все, что когда-либо имел — почти 7 миллионов фунтов, включая дома, машины, брак, всю свою пенсию и остатки самоуважения.

Вы могли видеть как я играю за "Арсенал", "Мидлсбро", "Астон Виллу" и "Портсмут". Вы можете посмеяться над мыслью, что я страдаю от тревожного расстройства. Я забил пенальти за сборную Англии на Чемпионате Мира, и мне никогда не приходило в голову бояться. Но поле я был в безопасности, но вне футбола все обстояло иначе.

Так было с детства. Я был нервным, напуганным и чувствительным. Я мочился в кровать, сосал свой палец и, как моя мама говорит, почти не разговаривал до шести лет, когда она меня отвела к логопеду. Я страдаю дислексией и дефектом речи. Итак, вы можете себе представить, каково мне было в школе…

Когда у меня впервые появилась девушка, мне никогда не хватало храбрости ее поцеловать. Выпивка была для меня как посадка на ракету, билет в другой мир. Я мог становиться тем человеком, который всех рассмешит. Я мог прогнать тревогу повседневной жизни.

Я начал сильно пить, когда мне было 18 лет и я играл в аренде за "Брентфорд". Выпивка вылечила мою застенчивость перед опытными профессионалами. Я был горд, что могу легко выпить вместе с ними 12 пинт пива. Я нашел единственное, в чем я был хорош, кроме футбола, и продолжал выезжать на этом козыре в командном автобусе и баре, становясь все шумнее и веселее.

Выпивка сделала мои отношения с невестой Лоррейн нестабильными. Наркоманы склонны проявлять жестокость. Если вы не отвечаете за себя, то проецировать всю свою ненависть на близких людей — — это ниже пояса. Я вел себя провокационно, когда Лоррейн выразила свой протест насчет моего состояния и лжи, которую я рассказывал, когда возвращался домой с толпой пьяниц в 4 утра.

Вскоре мне запретили водить машину. Я не заметил, насколько я был пьян, когда не въехал в фонарный столб в нескольких метрах от паба. Я отшучивался, считая, что это часть растущей репутации плохого парня, и это заблуждение запудрило мне мозги — я мечтал выйти на поле под песню Wild Thing.

Мне удавалось оставаться трезвым в течение 48 часов до игры, но я давал себе волю все остальное время: вечером в субботу, весь день в воскресенье, весь вторник, если не было игры посреди недели, а также вечером в среду, если я был в состоянии пить.

Не было фотографий с модными коктейлями. Я пил с болельщиками — иногда в местах, где не принято быть трезвым: в казино, в ночных клубах после закрытия, в залах для бильярда. Я получал удовольствие от этих мест — они соответствовали моему представлению о себе как о чудаке.

К тому моменту, как "Арсенал" выиграл чемпионский титул в 1989 году, я уже серьезно пьянствовал. Я помню барбекю в субботу вечером, автобусную прогулку и возвращение домой во вторник. В остальном — размытое пятно.

Я никогда не считал себя алкоголиком. Но в течение следующих нескольких месяцев я трижды появлялся на первых полосах газет — благодаря драке в пабе у моего дома, судебному преследованию за вождение в нетрезвом виде и участию в драке на официальном ужине в честь победы "Арсенала" в чемпионате.

Также я был азартным игроком. Я знал каждую скаковую лошадь, ипподром и жокея — все, кроме того, как на этом выигрывать. Я накопил огромные долги, занимая деньги — например, для ставки на то, что Стив Дэвис победит Джо Джонсона на чемпионате мира по снукеру. Джонсон был певцом в пабе, а победа Дэвиса казалась мне "легкими деньгами". Певец из паба выиграл, и мне потребовались месяцы, чтобы расплатиться со всеми.

Мы с Лоррейн поженились летом 1990 года, но первую брачную ночь я провел в плохом настроении, потому что проиграл несколько тысяч на матче Чемпионата Мира по футболу. Большинство людей попытались бы сделать этот день лучшим в жизни, но я лишь думал: "Мне нужно много выпить, чтобы превратиться в человека, которого все любят, а победа Шотландии над Коста-Рикой окупит всю свадьбу".

Коста-Рика выиграла 1:0. Я закончил тот день пьяным и преисполненным непреодолимой ненавистью к себе.

После этого все стало нарастать как снежный ком. Линия букмекерских контор становилась все шире в 90-х, и я начал ставить на футбол, регби, крикет и теннис. Затем появился американский спорт — эти тягучие игры, где приятное чувство неопределенности могло длиться до четыре-пяти часов. Если я выигрывал, это значило лишь то, что у меня есть банк побольше, чтобы сыграть снова. Если я проигрывал, я возвращался к необходимости найти деньги, чтобы погасить долги. Чем больше я играл, тем больше пил, чтобы смягчить удар и заглушить самоистязание.

К лету 1991 года меня вызвали в сборную Англии, и у меня был хороший контракт с производителем бутс, а "Арсенал" выиграл чемпионат во второй раз. Когда наш первый ребенок был на подходе, мы купили дом побольше, но я не мог себе позволить ковры. Я часто заходил к маме и папе, чтобы что-нибудь поесть. Я взял ссуду в банке в тот день, когда у меня появился сын Чарли, так как проиграл много денег в букмекерской конторе, пока у моей жены были схватки. Я сам придумывал азартные игры в клубном автобусе. Когда вы начинаете ставить на то какого цвета будет следующая машина, у вас реальные проблемы.
Мы в "Арсенале" делали это все время.

Мой старший товарищ по команде Рэй Парлор расскажет вам историю из тех дней, когда мы жили с ним в одном номере на выездных матчах. Я включал телетекст на странице с собачьими бегами, советовал ему поставить 1,000 фунтов, скажем, на ловушку номер три в 8:06 в Уолтемстоу. И дальше мы сидели и ждали, когда вспыхнет результат. Выигрывали мы или проигрывали, дальше я говорил: "Выбираем другой номер". И я бросал на кон еще одну тысячу, чтобы мне не приходилось думать и я был увлечен чем-то другим. Начало игры было единственным временем, когда я обретал покой.

Нужно было быть слепым, чтобы не заметить след от кокаина в тех клубах, которые я посещал. Я вежливо отказался, когда мне первый раз предложили наркотики в "Мышеловке" — оживленном пабе в Борхэмвуде, в феврале 1994. Вскоре после этого, когда я прервал засуху действительно хорошим голом в ворота "Эвертона", я закатил вечеринку.

Я приехал в паб, заказал лагер и осмотрел комнату. Я почувствовал настоящий прилив возбуждения, когда увидел парня, который раньше предлагал мне кокаин. Моя первая "дорожка" подействовала практически мгновенно, и когда я ушел из бара, мое сердце билось со скоростью миллион миль в час.

Я чувствовал себя резким и, что вообще-то странно для меня, сверхуверенным. Я не просто рад был поговорить с кем угодно, но хотел поговорить со всеми, кого видел, хотя обычно мне было сложно преодолеть застенчивость. Я помню, как пил все больше пива, а когда возвращался в туалет, там уже ждал кокаин. Я хотел еще одну "дорожку", еще и еще. Это было решение, которое привело к 10 месяцам ада.

Даже когда я признался, умолял о помощи и пошел на лечение в конце года, все говорили, что я просто могу уменьшить количество кокаина. Я сказал, что потратил на наркотики 2,000 фунтов с февраля по ноябрь, но на самом деле — намного больше. Я принимал несколько граммов в пабе, потом еще дома, сидя в темноте, играл, пил и нюхал, пока не дошел до грани безумия.

В моем кругу любителей кокаина я выделялся тем, сколько я принимал за раз и как часто мне хотелось это повторить. Я был в постоянной погоне за кайфом. Я даже не полетел с командой на европейский матч из-за "тонзиллита", потому что боялся, что попадусь на допинг-тесте УЕФА.

Чувствовал ли я себя виноватым? Конечно, но наркотики сбивали с толку. Уверенный, что никому не могу доверять, я пропадал по несколько дней на пьянках, в очень сомнительных местах, обгонял товарищей или корчился перед телевизором дома в ожидании новой дозы, пока Лоррейн спала.

Я начал ходить в ночной паб на Смитфилд-Маркет. Пил сам и нюхал кокаин в туалете. Я ловил такси в 8 утра и ехал на тренировку. Букмекеры гонялись за мной, дилеры гонялись за мной. Я выплатил один кокаиновый долг, отдав блейзер "Арсенала" и сказав в клубе, что он был украден. Паранойя брала верх, и я постоянно был уверен, что за мной охотятся. Мне требовался час, чтобы сделать то, что можно было завершить за 10 минут. Я кружил по городу, будучи уверенным, что у меня "кто-то на хвосте".

Я был травмирован в сентябре 1994 года и, не имея ничего, кроме огромных долгов, шел по замкнутому кругу: делал ставки, нюхал и проигрывал. Банка пива — промыть и повторить. Я боялся, что Лоррейн узнает обо всем этом и старался ее избегать. Мой мозг подсказывал, что единственное верное решение — убить себя.

К ноябрю у меня был кризис. Однажды в субботу вечером я принял так много кокаина, что не мог успокоить пульс. Я был уверен, что умру. Но я вернулся к кокаину при первой же возможности. Затем вмешалась Лоррейн и позвонила менеджеру "Арсенала" Джорджу Грэму, чтобы тот помог мне. Я был зол, напуган и загнан в угол, но все же продолжал свой алкогольно-наркотический марафон, разбавляя его ставками. Я добрался до пустого дома, забился в угол без одежды, выплакал все глаза и умолял о помощи.

Я не хотел так жить, но я также не хотел и так умирать, одурманенный выпивкой, кокаином и паранойей. Вот тогда я, наконец, согласился, что мне отчаянно нужна помощь. Клуб и Ассоциация профессиональных футболистов устроили меня на реабилитацию. И "Арсенал", и FA ясно дали понять, что мне нужно успешно пройти лечение и сдать анализы на отсутствие в крови наркотиков и алкоголя, если я снова хочу играть в футбол.

Я вошел в реабилитационный центр, думая, что пристрастился к одной вещи — азартным играм, но ушел, понимая, что пристрастился к трем. Но я был чистым. Трезвым и сдерживал желание сыграть в азартные игры, впервые за 10 лет.

Чего я не понимал, так это того, что сорваться — нормальная часть выздоровления для большинства наркоманов. Незнание этого означает, что если вы все же вернетесь к старым привычкам, то чувство стыда и вины загонит вас еще глубже.

Я оставался чистым в течение трех лет, но снова вернулся к ставкам и выпивке, когда оказался в "Мидлсбро". Этот переход увеличил мою зарплату вдвое, но Лоррейн отказалась переезжать на север, а я перестал посещать собрания наркоманов. Вы могли подумать, что мой рецидив был спровоцирован тем, что я стал жить в одной комнате с другим алкоголиком (Пол Гаскойн в то время еще не признавал, что был еще и наркоманом), но на самом деле я сорвался за месяц до того, как Газза присоединился к команде.

Я снял 10,000 фунтов в банке, поставил 4,000 на экспресс на матчи шотландской лиги и проиграл их. На следующий день я сосредоточился на "Дьюсбери" — команде второй регбийной лиги, которая должна была выиграть в 20 очков. Сложно было понять, что там происходит по телетексту, потому я стал звонить даме из пресс-службы клуба каждые 10 минут, чтобы узнавать счет. Они проиграли.

Поскольку за днем следует ночь, я решил выпить. Не по старинке, а в помещении с Газзой. Мы сидели в номере и играли в сумасшедшую игру, которую Гаскойн придумал для забавы. Оглядываясь назад, я не понимаю, как это не убило нас.

Газза подсел на снотворное. Он думал, что если спит большую часть времени, то не сможет есть и не поправится. Он раздавал таблетки, мы клали их по центру и принимали по одной с каждым стаканом вина. Тот, кто не спал дольше всех, забирал банк.

Жизнь с Газзой протекала со скоростью 100 миль в час, но его дикость меня устраивала. Он никогда не носил одежду дома, и, несмотря на то, что у нас было семь спален, всегда спал на диване в гостиной, что усиливало ощущение нереальности происходящего.

Газза продолжал пить, когда мы прошли отбор на ЧМ-98. Большая ошибка. Я провел вечер с Тони Адамсом в кофейне, и нам двоим, выздоравливающим алкоголикам, пришлось бросить Газзу в бассейн, чтобы он протрезвел. Когда Гленн Ходдл сказал ему, что он не поедет на Чемпионат Мира, Газза превратился в Кита Муна и стал крушить мебель. Он был в ужасном состоянии, когда я догнал его в комнате: истекающим кровью, плачущим. Было ужасно видеть его таким. Прожив с ним три месяца, я понимал: он плох.

Месяц спустя с пошел с ним на встречу в клинике, чтобы рассказать, что я выздоравливаю, занимая деньги всего один раз в день. Он очень нервничал: в один момент он говорил о желании вылечиться, а в следующий — чтобы разнести койку. Медсестра сказала, что к нам хочет присоединиться Эрик Клэптон. Он присоединился к нам, рассказал историю своего выздоровления и дал несколько советов. Когда он ушел Гаскойн спросил: "Кто, черт возьми, этот бродяга?" Он не имел ни малейшего понятия ни о чем, кроме футбола.

Я всегда буду дорожить дружбой с Газзой. Я просто надеюсь, что однажды он, наконец, скажет: "С меня достаточно".

Все, что я выиграл в своей карьере, случилось, когда я был на пике зависимости. Я никогда не мог жить настоящим моментом и радоваться достижениям команды. Я думал только о том, что все это значит для выпивки и азартных игр. Даже когда я отлично играл без алкоголя за "Астон Виллу" и "Портсмут", я терял миллионы. Я не всегда играл в азартные игры, но когда я это делал, мои счета опустошались мгновенно.

Потерять 35,000 фунтов на ставках казалось нормальным, так как я зарабатывал много. Но постепенно я проиграл все — около 7 миллионов фунтов.

Но дело было не только в деньгах.

Эти запои сделали меня скрытным и невероятно раздражительным. Это была последняя капля для моего первого брака и положила конец и второму. В 2002 году "Астон Вилла" играла с "Чарльтоном" на выезде, а я весь день разговаривал с букмекерами, как будто был поездом без тормозов, который несся по рельсам. Я просто не мог остановиться.

Я помню, как сидел у края кровати и думал, что, если я не смогу сдержать порыв, мне придется принимать решительные меры. Что если я сломаю себе все пальцы и не смогу взять трубку, чтобы позвонить в букмекерскую контору? Я представил себе, что беру молоток и один за другим разбиваю все пальцы. Но молоток — не то, что можно получить при обслуживании номеров.

Я пытался успокоиться в 2003 году, когда в мой почтовый ящик упало худшее, что я мог получить. Это было письмо от FA, в котором говорилось, что мне исполнилось 35 лет, и теперь я могу получить доступ к своим пенсионным накоплениям в 750,000 фунтов.

Я даже не знал, что эти накопления у меня есть, не говоря о том, что всю сумму можно забрать разом. Следующие месяцы — туман. Я делаю ставку на 60,000 фунтов, проигрываю ее, ставлю 80,000, чтобы вернуть ее обратно. Я ставил 15,000 на Роджера Федерера, а затем 10,000 — на первого игрока, который выйдет с битой в тестовом матче по крикету. Это было настоящее безумие.

К февралю 2003 года моя привязанность исчерпала себя. Мне предложили реабилитационный центр в Аризоне. Но я сопротивлялся, как и прошлый раз. Я провел там месяц и смог бросить азартные игры, но стоило мне вернулся, как меня достал второй враг — алкоголь.

Я не протрезвел следующие 13 лет. Вот почему я до сих пор посещаю собрания алкоголиков. Рассказы людей помогают мне вспомнить, почему не стоит сдаваться. Это единственная рабочая терапия для меня.

Когда я решил проблему с алкоголем, то понял, что мне нет смысла ходить на собрания зависимых от азартных игр, но без этого мой щит исчез. Когда моя работа на ТВ была отменена из-за первого коронавирусного карантина, я попытался удвоить свои сбережения на ставках и проиграл даже залог на дом.

Для меня азартные игры всегда были жесточайшей зависимостью самой трудной в жизни и самой отвратительной для моей семьи, потому что она невидима, пока не становится слишком поздно.

Я не прикасался к кокаину 27 лет. Алкоголь помог мне стать клоуном, получить миллион знакомств, но я не побывал ни в одном баре уже два года. Я дошел до стадии, когда понимаю, что не могу пить, потому что не могу остановиться. Я не делал ставок уже год. Я самый счастливый человек — у меня нет ничего, кроме семьи и работы на телевидении, которую я обожаю. Я потерял миллионы и почти разрушил самоуважение, но туман в моей голове, наконец, рассеялся.

Пол Мерсон для Daily Mail, в переводе Сергея Бабарики